Методические аспекты оценки вербальной составляющей интервью на наличие лжи

Оценивая достоверность получаемой информации, следует учитывать в какой форме, объеме и обстоятельствах она была получена, и зафиксирована. Наибольшей информативностью выступают материалы когнитивного интервью, в котором интервьюируемый говорит большую часть времени, в то время как ведущий интервью лишь задает общий вектор беседы. Однако практика показывает, что некоторые обследуемые с трудом переходят к монологическому изложению при ответе на открытые широкие абстрактные вопросы или вовсе отказываются от такой тактики в пользу односложных ответов «да – нет» на узкие вопросы верификатора.

Элизабет Пикорнель из университета Остин Великобритания в ряде своих работ обоснованно предположила, что ложь в коммуникации это не есть отдельный акт, а представляет собой их совокупность, прогрессию, которую следует воспринимать как стратегию, череду волевых актов наслаивающихся один на другой и подчиненных единому замыслу. С нашей точки зрения стратегии лжецов можно разделить на два типа, пользуясь классификацией Э. Пикорнель многословные и немногословные. К первым относятся лгущие интервьюируемые, которые предоставляют большой объем вербальной информации, отвечают на вопросы многословно, но дистанцируются в любых доступных формах от сути утаиваемого события. К Формам такого дистанцирования могут быть отнесены временные и смысловые лакуны. При этом замещаться могут целые блоки событий, так называемыми текстовыми мостами. Понятие введенное Джоном Шафиром, это грамматические эквиваленты с нулевой информативной значимостью, указывающие сами по себе наличие лакун, например – затем, после этого, и тогда. По своей функции к ним следует отнести и неопределенные местоимения, которые замещают собой реальный предмет мысли. Например кто-то, они, он, тот человек, эта женщина, вместо я, или вместо того человека которого подразумевает интервьюируемый.

Частично такая тактика используется и во второй стратегии, однако здесь информация предоставляется неинициативно, вынужденно. Вторая стратегия немногословная, в ней лжец предоставляет минимум вербальной информации.

Наш опыт показывает, что стратегии лжи с определенной эвристической (высокой) степенью вероятности, могут быть диагностированы по общим формальным параметрам речевого и коммуникативного поведения интервьюируемого. Среди этих формальных параметров, будем осторожно называть их условно - индикаторами лжи нулевого уровня мы выделяем соответствие – несоответствие поведения принципам кооперации Грэйса в нашей вольной интерпретации которых главным является скрытая и явная вербальная агрессия. Под ней мы понимаем любые формы вербального выражения несогласия, которые не воспринимаются интервьюируемым как таковые, но по форме и сути являются таковыми. Примером наиболее типичных форм скрытой агрессии являются ироничные замечания о личности эксперта, ведущего беседу, возможностях метода (инструментальной детекции лжи), ситуации в целом, любых сомнений в необходимости и конструктивности взаимодействия эксперт – интервьюируемый. Другой формой скрытой вербальной агрессии выступает скрытый отказ от сотрудничества в любых его проявлениях. Так вторая стратегия в нашей терминологии немногословная сама по себе будет указывать на ложь интервьюируемого в форме сокрытия информации, поскольку представляет собой протест в форме отказа в предоставлении запрошенной информации.

Возвращаясь к первой стратегии, сделаем ряд допущений и опишем другие категории, в которых по нашему мнению следует анализировать - структурировать проблему выявления лжи. Обратимся к классификации лжи предложенной отечественными практиками с многолетним опытом А.Б. Пеленицын и В.В. Коровина - выделяет подготовленную и не подготовленную ложь, подготовленную и неподготовленную правду. Подготовленная правда, в качестве опорных точек повествования будет иметь за собой реальные события пережитые интервьюируемым. Предположим, что подготовленная и неподготовленная ложь в качестве основы будет иметь некую модель события, абстракцию, схему в соответствии с которой при реализации ложного сообщения будет изложена ложная, не соответствующая опыту, версия события. В вербальной продукции это отразится, что уже было описано ранее наличием элементов настоящего времени повествования, когнитивными операциями, в том числе оценочными суждениями предоставленными инициативно. Например: «И вот Карась (фамилия одного из участников описываемого события) начал медленно превращаться в воблу».

Другим опосредованным индикатором лжи в рамках стратегий лжи будут выступать понятия с высоким объемом и низким содержанием, что будет в совокупности дополнительно указывать на некую абстрактную схему изложения, оторванную от реальности.

Мы полагаем, что при разворачивании внутренней речи во внешнюю и подборе подходящих лексических единиц для поэтапного, последовательного заполнения модели, схемы лжи, в процессе лжи как в рамках первой так и второй стратегии лжи лжец выбирая подходящие категории для выражения мыслей неизбежно будет пользоваться тем индивидуальным лексиконом который соответствует его скрываемому опыту. Другими словами лжец будет вводить в свой монолог эквиваленты этого опыта, понятия и категории соответствующие его опыту, при этом он с высокой степенью вероятности в одних случаях будет менять коннотацию категорий вместо «А» будет употреблять «не А». Таким образом, предмет мысли будет сохраняться и соответствовать его опыту, иногда меняя свою коннотацию.

Еще одно следствие из нашего смелого предположения - любые лексические единицы и категории, которые выбирает лжец при разворачивании своего замысла при переводе внутренней речи во внешнюю на этапе подбора соответствуют его личному опыту с высокой степенью вероятности более того обнажают утаиваемое. Это те опорные точки, которые следует принять во внимание и сопоставить с его статусом уровнем образования и т.д. Часто именно эти употребления бывают, неуместны с точки зрения общей картины личности, могут противоречить им, и являются причинами оговорок и проговоров.

Автор неизвестен